Боно в Нью-Йорк Таймс

Здравствуйте, дорогие U2-маны это моя первая запись здесь. Хочу помочь скоротать время в ожидании концерта Все мы помним, что Боно на досуге пишет колонки в Нью-Йорк Таймс. Кое-что из них я переводила, и вроде бы темы с переводами здесь не было. Так что, кому интересно - смотрим

ПЯТЬ СЦЕН, ОДНА ТЕМА, ПРАВДА, СЛОВНО НЕВЕРОЯТНАЯ ИСТОРИЯ

МЕСТО СЪЕМКИ – БРАНДЕНБУРГСКИЕ ВОРОТА.

БЕРЛИН, НОЯБРЬ 2009, ВЕЧЕР

Кран оператора парит над многотысячной толпой, собравшейся на Парижской Площади.

Ирландская группа играет свою песню “One” в городе, где она была написана примерно 20 годами ранее. Группа здесь из-за трансляции МТВ, отмечающей годовщину падения стены. Вертолетные съемки скользят как призрак через архитектуру этого самого современного из городов: в авангарде канцлерство, стеклянный купол на вершине Рейхстага, восстановленные Бранденбургские ворота. Изображения Западного и Восточного Берлина, танцующих под музыку, проецируются на Ворота, превращая этот монумент миру в стену граффити на ту же тему.

Мы приближаемся к группе. Мы можем почувствовать их понимание события. Здесь нет ничего нового. Подозревают, что ПЕВЕЦ подходит к путешествию в ванную с той же степенью самовлюбленности (а именно, не пишет ли он о себе сейчас в третьем лице? Он пишет.) На сцене он эмоционален так, как мы и думали. В этот раз это потому, что песня, написанная, чтобы помочь удержать его группу от распада, каким-то образом стала несентиментальной одой к объединению – в этом случае горько-сладкая песня для горько-сладкой истории.

Дальше, злоупотребляя уловкой сценария, мы меняем сцену.

СЦЕНА 2

ИНТЕРЬЕР – СТАРЫЙ ОСОБНЯК, ВОСТОЧНЫЙ БЕРЛИН.

ОКТЯБРЬ 1990, УТРО

Было такое чувство, что дом предварительно использовался, чтобы принимать официальных гостей из Советского Союза (потому что так и есть). Камера панорамирует не такую уж представительную кровать, на которой однажды спал Леонид Брежнев, мы предполагаем, что крепко,– когда он контролировал второй по величине ядерный арсенал на планете. Была ли красная кнопка расположена рядом с пепельницей на прикроватной тумбочке?

В кровати не грузный Брежнев, а более дикий и менее обоснованный мегаломан: очень ранняя версия Певца, которого мы встретили в первой сцене. Оружие, о котором он помнит – это оружие массовой преданности, словно совершенная поп-песня. Он опасен, но только для самого себя. На самом деле у него сильное похмелье после ночи, проведенной с одногруппниками, отмечающими объединение Германии, обоснование, которое подходит его чувству собственной важности и дает ему оправдание ругать себя “во имя истории”.

Прилетев последним рейсом в разделенный Берлин, он и его одногруппники намеревались наслаждаться карнавальной атмосферой города, пробующего свою новую свободу. Вместо этого они присоединились к толпе в серых пальто с угрюмыми выражениями лиц, траурно марширующих под беззвучную музыку. «Эти немцы действительно знают, как устроить вечеринку», сказал себе под нос один из группы.

На самом деле, группа приехала на неправильную сторону Потсдамской площади (и истории) и приняла участие в марше против падения стены. Это было словно плохая Ирландская шутка. Члены группы решили, что это мрачно весело – представить газеты дома, с фотографиями их, протестующих против великого отдергивания железного занавеса Михаилом Горбачевым.

Камера снимает в деталях комнату, которую зимнее солнце освещает как гармонию коричневых тонов: коричневый ковер, коричневая мебель, даже, невероятно, коричневая стереосистема, мимо которой Певец сейчас проходит в гостиной в отчаянных поисках стакана воды. Его голова словно тлеющая сигара, которую нужно опустить в воду.

В холле этой арендованной виллы он испуганно встречает немецкую семью: пожилого человека и его жену, плюс женщину 30 лет и несколько внуков. Певец в неверии протирает глаза. Сознавая, что он в раздетом виде, он держит половину тела спрятанной.

БОНО (ПЕВЕЦ) Э, могу я помочь вам?

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА (по-английски с сильным акцентом) Nein. Могу Я вам помочь? Это мой дом!

БОНО Извините, здесь должно быть какое-то недоразумение. Это не ваш дом; это мой дом.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Вы здесь работаете?

БОНО (все еще полуобнаженный) Нет, я здесь живу.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Кто хозяин дома?

БОНО Никто – я имею в виду, я в группе. О, смотрите, давайте скажем, что это я. Я хозяин дома… и мне нужно, чтобы вы сейчас ушли.

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА Ушли! Это вы уйдете! Это мой дом и дом моего отца! Я никогда не покину его снова.

БОНО (понимая). О. (пауза) Я понимаю (пауза.) О’кей, вы можете вернуть ваш дом, но вы можете прийти попозже? Здесь рок-группа, которую вы не хотите разбудить, а я болею.

СЦЕНА 3

ИНТЕРЬЕР СТУДИИ ХАНСА, РЯДОМ С БЕРЛИНСКОЙ СТЕНОЙ.

МЕСЯЦ СПУСТЯ.

Мы разглядываем изнутри прохладный Собор Ханса, звукозаписывающей студии, которую сделали знаменитой Дэвид Боуи, Игги Поп и Ник Кейв. В прежние времена это был бальный зал, популярный среди нацистов. Члены Ирландской группы проводят молитвенное собрание, чтобы изгнать демонов. (Серьезно). Но есть их собственные персональные демоны, которые присутствуют в этот день.

Собираясь покинуть свои 20-е годы, одногруппники натыкаются на взрослое самолюбие друг друга. Они обнаруживают, что когда мужчины становятся владельцами своей собственной территории, то они могут потерять покладистый характер, в котором нуждается группа. У этих Ирландских музыкантов любовь, которая требуется, чтобы сублимировать чье-то “я” в “мета-я” группы, все больше и больше становится зарезервированной для их семей.

БРАЙАН ИНО, продюсер, только в половину шутит, когда говорит группе, что «обладания – это способ превращения денег в проблемы». У группы уже был вкус успеха, и, даже хуже, понимание вкуса, яд для поисков рок-н-ролла.

Пространство снов, в котором появляются песни, было заполнено милыми домами, которым было нужно не милое искусство. АДАМ КЛЕЙТОН мечтал о Жан-Мишеле Баския; БОНО о Луи Ле Броке, ЭДЖ о проектировании мебели; ЛАРРИ МАЛЛЕН о том, чтобы не быть в Берлине.

Эдж, дзен-пресвитерианец, уже без упражнений в сдержанности, убит горем, он в разгаре расставания со своей женой; сейчас он предвидит ту же самую учесть для его группы. Он пытается написать восьмитактовый блок для песни под названием «The Fly». Он пишет два, но когда он и Певец складывают их вместе, получается другая песня… и изо рта Певца выходят свежие слова и новая мелодия … появляются слова.

БОНО (как будто поет) Мы одно, но мы не то же самое…мы должны поддерживать друг друга…

ЛАРРИ (обаятельный, но вспыльчивый, сидя за своей барабанной установкой) Звучит сентиментально.

БОНО. Не обязательно. Я могу добавить стихам достаточно желчи, чтобы сбалансировать хук [часть песни]. Это не смачный поцелуй, это пожимание плечами покорного оптимизма. Правда, это диаметрально противоположно тому роду хиппи-ерунды, которую ты мог бы ждать от такого названия, как «One».

ЛАРРИ. Ну так почему ты тогда называешь ее «One»? Тебе кажется, что это поможет вывести ее на первое место?

АДАМ (с поднятой все время бровью, думая, что они должны заняться этой песней, так как это первая хорошая вещь, которую группа записала за весь месяц) Разве “One” это не песня Боба Марли?

ЭДЖ (с каменным выражением лица) Это «Одна любовь». Совершенно другая.

АДАМ. Мне не важно – пока я верю тебе, когда ты ее поешь.

ДЭНИЕЛ ЛАНУА (тоже продюсер) Мне неважно, при условии, что есть слова. О
чем они?

БОНО Я еще не знаю. Ну, необходимость жить вместе вместо того, чтобы хотеть этого. Это может значить множество вещей для множества людей.

БРАЙАН ИНО. Ради Бога, не делай ее любовной песней, или меня вырвет.

БОНО. Это песня о любви, а не любовная песня.

СЦЕНА 4.

МЕСТО СЪЕМКИ ХАЙЛИГЕНДАММ, ГЕРМАНИЯ

ИЮНЬ 2007, ДЕНЬ

Съемка с воздуха величественного старого отеля в Балтийском море… и операции службы безопасности, окружающей отель – танки, протыкающие кусты, и т.д. Лидеры восьми самых больших мировых экономик бродят по внутреннему двору словно студенты по кампусу.

Камера снимает Джорджа Буша, Владимира Путина, Тони Блэра и Николя Саркози, затем переносится через окно в гостиную на первом этаже. Там АНГЕЛА МЕРКЕЛЬ, немецкий канцлер, встречается с небольшой группой активистов, чтобы обсудить, выполнит ли Германия обещания группы Восьмерки, которым теперь два года, направить больше средств, чтобы помочь миллиарду человек, которые живут меньше, чем на доллар в день.

Атмосфера накалена. Активисты не получают того, что они хотят. Лидеры тоже не получают того, что они хотят, а именно, чтобы их оставили в покое активисты, включая Сенегальского певца Юссу Н’Дура, Боно и другого седого Ирландского рокера БОБА ГЕЛДОФА и их команду политиков из “ONE”. Организация получила свое название от песни – несмотря на протесты ее автора, который считал, что если история со временем повторяется как фарс, тогда ирония в следующий раз звучит раздражающе горячо.

БОБ (чей юмор и интеллект более чем оправдывают ударную ненормативную лексику, которая приправляет даже самые формальные встречи.) Канцлер, то, что Германия сделала, внушает благоговение. Вы провели большинство из прошедших 20 лет, тратя где-то около 4 процентов вашего ВВП на воссоединение … и вы все еще согласны выделять 0,7 процента ВВП на развитие глобальной экономики.
Жизни людей, которых вы никогда не узнаете или встретите, будут в долгу перед этим решением. Бюджет 2008 года это поддерживает, но остальному миру нужно будет увидеть [бюджет] 2009, чтобы знать, вы серьезны.

БОНО (прерывая) Траектория – это все. Если 2009 будет таким же, как 2008, Германия покажет остальным странам Восьмерки, что они должны класть деньги на стол так же, как и слова.

МЕРКЕЛЬ (которая встречалась с этими людьми раньше и, казалось, наслаждалась этими встречами, но сегодня теряет терпение по отношению к любому, кто угрожает пролить дождь на ее парад G8) Я не готова выделять средства за спиной Восьмерки. Конечно, мы сделаем все возможное.

БОНО (в своей последней мольбе о помощи) Позвольте мне только сказать, госпожа Канцлер, что, как и Боб, я опьянен новой Германией. 50 000, выделенные сегодня, чтобы обозначить солидарность с мировой беднотой. Вы сами так верны идее… Правительство… Коалиция… И мы абсолютно Вам верим на слово, но если остальные не сделают все необходимое… ну, вы знаете, ничего не создает циников быстрее, чем когда лидеры соглашаются одобрить обязательства по предоставлению средств, которые они потом не выполняют. Одно дело – нарушить обещание самой себе или вашему электорату, но нарушить обещание самым уязвимым людям на планете – это кощунственно.

МЕРКЕЛЬ (тихим, спокойным голосом) Когда я была девочкой, растущей на востоке Германии, мой отец преподал мне очень хороший урок. Он сказал: «Всегда будь больше, чем ты кажешься, и никогда не кажись больше, чем ты есть».

Камера приближается к глазам певца. Чернота поглотила голубизну. Он боксер самой легкой категории на ринге с Мохаммедом Али. Он этого даже не предвидел. Она только что подытожила всю его жизнь в обратном порядке ее личной пословицы.

К счастью, мы меняем сцену.

СЦЕНА 5

ИНТЕРЬЕР – БЕРЛИНСКИЙ РЕСТОРАН.

НОЯБРЬ 2009, ВЕЧЕР.

20 лет спустя после ковыляния в неправильном параде (и не в последний раз), Певец вернулся в Берлин ради этого концерта у Бранденбургских Ворот. После шоу он ужинает с ВИМОМ ВЕНДЕРСОМ, немецким режиссером, и его женой ДОНАТОЙ ВЕНДЕРС, фотографом. Они обмениваются впечатлениями о Германии, в которой уже нет этой стены, но которая все еще разделена экономически и идеологически в том числе и из-за роли, которую она должна играть в мире. Объединение не равно единству.

Боно восторгается тем, что Меркель, обещая меньше, теперь сделала больше в своих обязательствах помощи, и уверенно говорила о том, что глобальный экономический кризис не должен оправдывать неспособность Запада предложить гуманитарную помощь и инвестиции, которые могут вытащить из крайней бедности так много жизней.

БОНО Она может оказаться тем, кто поменяет правила игры… Может быть, это из-за ее происхождения, из-за того, что она росла в Восточной Германии… В ней так неожиданно сочетаются ловкость и моральные принципы старой закалки. Я вспоминаю, что ее отец был пастором. Она использует этот точный, безэмоциональный язык, но потом возникает глубокое чувство справедливости и, я думаю, сопереживания. Я был таким негодяем …

ВИМ Это твоя работа. Она это знала и она так же знала, что чем ближе Германия к Европе и к остальному миру, тем меньше должны значить наши внутренние различия. Как бы то ни было, перед тем, как стена упала, и задолго до того, как был вездесущ Интернет, было кино и музыка, было поколение МТВ, которое их игнорировало. Политика никогда не может быть отделена от культуры. Большая часть того, что делают песни, фильмы, стихи или книги – это создают память и сохраняют память о том, что было, и что могло бы быть, если мы будем честными сами с собой.

БОНО (постигая истину в вине) Я думаю, честность – это самая трудная вещь для исполнителя.

ВИМ И для политика.

ДОНАТА (устало, но с надеждой) Для всех нас. Но знаешь, какие бы расхождения у нас здесь не были, по крайней мере, теперь мы можем увидеть, что там, за стеной и за кулисами.

Оригинал здесь, если кому-то интересно http://topics.nytimes.com/top/reference/timestopics/people/b/bono/index....